Марди и путешествие туда - Герман Мелвилл
Нельзя связать все вещи воедино. Будучи в каюте, мы прошли через хлебную кладовую и, обнаружив качество её содержимого намного выше нашего собственного, заполнили им наши карманы и иногда угощались самостоятельно в перерывах между поисками. Затем морскую хлебную корзину мы выволокли на палубу. И впервые, начиная с момента прощания с «Арктурионом», полностью подавившего нашу жажду, наш аппетит вернулся с большим воодушевлением; и, не придумав ничего лучше, чем бы заняться до рассвета, мы принялись поедать хлеб, усевшись в середину квартердека, и, скрестив ноги перед собой, решили закончить осаду, подобно Великому Турку и его визирю Мустафе, стоявшими перед Веной. Наш замок – хлебная кладовая – имел обычный вид: продолговатая дубовая коробка, очень разбитая и повреждённая, – и, как мраморы Парфенона, по всей поверхности был испещрён надписями и резьбой: грязные якоря, пронзённые сердца, альманахи, двойные шкивы, любовные стихи, верёвочные узлы, короли клубов и различные мистические изображения, выполненные мелом старыми финскими моряками из избранных гороскопов и пророчеств. Ваши старые надписи – весь Дэниэлс. В одной из стен находилось круглое отверстие, через которое приглашённым выдавался хлеб.
И величавыми были движения рук той ночью, а также многозначительные и серьёзные взгляды Мустафы при каждом внезапном скрипе мачты или оснастки. Словно Валтасар, мой царственный Викинг ел с большим страхом и дрожью, внезапно и часто прерываясь, чтобы понаблюдать за дикими тенями, мелькающими на крепостных стенах.
Глава XXI
Привет, Человек!
Медленно, судорожно пробилось утро на востоке, осветив опустевший бриг, тяжело плывущий по воде, вяло плескавшейся под его корпусом. Прыгая с волны на волну, наша верная «Серна», словно преданная собака, всё ещё плыла рядом, подобно пойнтеру на поводке. Время от времени она отставала и сразу же, подхваченная волной, как молния, мчалась вперёд, пока её не обуздывала привязь, и снова уходила назад.
Как только забрезжил серый свет, мы осторожно и тщательно исследовали особенности судна, поскольку они одна за другой стали более явно вырисовываться. Каждая вещь казалась более странной теперь, чем когда частично была видима в тёмную ночь. Балясины, или стойки фальшборта, были грубо обструганы, на некоторых всё ещё присутствовали остатки коры. Неокрашенные стороны оставались с тёмными, необработанными поверхностями. Румпель был перекошен, словно сук, решивший самостоятельно прорасти через палубу, словно дерево, стоящее само по себе. Нактоуз, держащий компас, был защищён со всех сторон жёлтым покрытием. Оснащение – полотнища, фалы и всё остальное – состояло из «кайяра», или кокосовых волокон; и тут и там паруса были заплатаны просто верёвочными узлами.
Но и это ещё не всё. Кто любопытствует, тот должен прояснить всё, дабы исчезли подозрения. Посмотрев вслед каждому шпигату, мы разглядели выцветшую тёмно-красную краску, про которую Ярл утверждал, что это следы крови. Хотя сейчас он уже не предавался ни малейшему трепету: то, что он увидел, принадлежало не призракам, а все его страхи до настоящего времени происходили из метафизики.
Действительно, собравшись с духом, на рассвете мой Викинг выглядел смелым, как лев, и вскоре с инстинктом старого моряка бросил свой взгляд наверх.
Он сразу же коснулся моей руки: «Смотри-ка: что там шевелится на грот-мачте?»
Конечно же, там находилось что-то живое.
Руки наши потянулись к оружию, мы смотрели на объект, и, поскольку становилось светлее, сидящий там незнакомец стал отлично виден.
Объяснив, кто мы такие, я поприветствовал его и предложил спуститься, в противном случае пообещав выстрелить. Повисла тишина, затем высунулся чёрный ствол мушкета, направленный в мою голову. Тотчас же гарпун Ярла был наставлен на стрелка – два к одному – и мой оклик был повторен. Но никакого ответа.
– Кто вы?
– Самоа, – чётко сказал ясный, уверенный голос.
– Спускайтесь вниз. Мы – друзья.
Другая пауза, во время которой, встав со своего места, незнакомец начал медленно спускаться, держась одной рукой за оснастку, но не забывая о своей безопасности: свой мушкет, частично свисающий со спины, он прижимал к своему телу обезображенной рукой.
Он появился в шести шагах от того места, где мы стояли, и, балансируя своим оружием, глядел на нас смело, как рыцарь Сид.
Он был высоким, тёмным Островитянином, выглядевшим совсем дьяволом, театрально одетым в клетчатую юбку и тюрбан; клетчатая юбка весёлой ситцевой набивки, тюрбан из красного крепдешина. На шее звенели бусы.
– Кто ещё есть на борту? – спросил я, в то время как Ярл, целившийся в незнакомца с его оружием, теперь сдвинул остриё, направив его к палубе.
– Смотрите туда – Аннэту! – был его ответ на жаргонном английском, с указанием на верх передней мачты. И Ло! – женщина, тоже Островитянка – и закрывавшие её юбки, украшенные тоже как самоанские, были внимательно изучены.
– Кто ещё?
– Больше никого.
– Кто же вы тогда и что это за судно?
– Ах, ах, вы не призрак! Но вы мой друг? – прокричал он, придвигаясь ближе во время речи, в то время как женщина с нетерпеливым взглядом, оказавшаяся на палубе, тоже приближалась к нам.
Мы сказали, что мы – друзья, что мы не хотим их обижать, но желаем знать, что это было за судно и какое бедствие случилось с ним; ведь случилось что-то нехорошее, в этом мы были уверены.
Самоа дал ответ, что действительно произошло что-то ужасное, и про это он с удовольствием рассказал бы нам всем, и рассказал бы правду. И о ней он готов рассказать. Затем эта его история была рассказана в смешанной фразеологии полинезийского моряка. С несколькими случайными размышлениями, содержание которых вы найдёте в шести последующих главах.
Глава XXII
Что случилось с бригантиной на Острове Жемчужных Раковин
Судно называлось «Парки», из Лахины, деревни и гавани на побережье Мови, одного из Гавайских островов, где оно было построено из деревьев местного леса и из фрагментов кораблекрушений, оставшихся на берегах. Имя ему было даровано в честь великого вождя, самого высокого и самого благообразного джентльмена на всех Сандвичевых островах.
Со смешанной европейской и местной командой, общим числом около тридцати человек (но всего лишь четырьмя белыми, включая капитана), «Парки» приблизительно четыре предыдущих месяца плыл от своего порта в южном направлении в поисках жемчуга, раковин жемчужниц, морских огурцов и других подобных существ.
Самоа, уроженец Островов Навигатора, часто ходил в море и был хорошо сведущ в подводном лове жемчужниц и подводных тайнах. Уроженец Лахины на борту корабля немедленно стал приближённым командира: капитан заключил договор с Самоа на его услуги в качестве водолаза.
Женщина, Аннэту, была уроженкой отдалённого, малоизвестного острова, находящегося к западу, откуда её, ещё довольно юной, вывез командир судна, идущего из Макао в Вальпараисо. В Вальпараисо её покровитель оставил её на берегу; вероятней всего, насколько я понял
